ПМ. Да живу я здесь, живу!

среда, 24 августа 2016

12:52

ol1969

Моя Степановна не ходила в зону. У нее был дом и ее земля. Колодец. И ее коза. Ее старые на тысячу раз перечитанные книги, сухой просторный подвал, еще дедом отрытый после войны заново, ее альбом со старыми фотографиями и ее воспоминания. О себе, Галинке, кудрявой и улыбчивой, гибкой и легкой, любящей воду, лес, гулять по ночам и танцевать под странную музыку, которую на деревенских танцах не услышишь. У которой растет все, что ни ткнешь, как бы между делом, и которая зачем-то вместо чтобы жить дома и помогать бабке с огородом и садом, унеслась в Харьков учиться на филолога. А в 85 вернулась к бабке погостить и пропала. Потому что вредный сосед Петька после армии и учебы в пожарном училище тоже вернулся в Иловницы. Жениться уж собирался, да встретил Галинку и какая там женитьба.. Знатный вышел скандал, на всю деревню и пол-Припяти. Марьяна, невеста, на всю улицу голосила, проклиная разлучницу. А им двоим было все равно, она моталась к нему на выходные, а потом на преддипломную педпрактику в лагерь, там были группы оздоровления, и в учебное время работала лесная школа. Родня понемногу привыкала, все было хорошо . А 26 апреля 86 года его отряд подняли по тревоге . К ноябрю схоронили. Облучение. Детей не успели завести. Думали, потом, как дом отстроят. Село отселили. Бабка Прасковья уезжать отказалась наотрез. Так и не уехала. Галинка помоталась по Союзу, по общагам, но жила как сквозь пылевую завесу, не замечая окружающего. Все менялось, страну ломало, суета, брожение, перестройка, Брест, развал Союза, все рассыпалось - для нее это было в порядке вещей- разве что-то теперь может быть нормально и правильно? Зато кордоны как-то ослабили бдительность и она пробралась к бабке. Хоть что-то сделала вовремя. Пробыла с ней ее последние месяцы. И поняла, что ее место здесь. Время здесь будто остановилось. Выходить из дома было особенно незачем, а вот гости, как ни странно, появлялись. Незнакомые, чем-то неуловимо похожие друг на друга. Ее не обижали, она делилась с ними водой и урожаем, и то, и другое принимали опасливо, в ответ оставляли что-то с большой земли. Газеты, еду, лекарства. Батарейки. Гуманитарная помощь). Наезжали журналисты. С этими не церемонилась -без хорошей пачки кофе не разговаривала и снимать не разрешала. Власть особо не трогала. Документы на дом были в порядке, в домовую книгу она была вписана, постоянная прописка опять же. Попробуй выгони. Обычно хватало взгляда в упор, и администрация спешила откланяться. Здоровье пока особо не подводило. Одевалась она обычно по-старушечьи, бесформенно, а потом и стала такой незаметно для себя. Прикормила одичавшую козу с козлятами, поселила в стайке. потом собаки загрызли двоих, одна осталась. Ночевать привыкла в подвале, и эта привычка спасла ей жизнь, когда случилась вторая Катастрофа. В Иловницах после второго взрыва чудом остались живы Степановна( она уж и сама привыкла так себя называть), Марьяна, так и не простившая ей разбитую жизнь, да журналистка с чудным именем Цуру, и это было уж совсем чудо, потому что девка вовсе доходяга была, на ладан дышала. Да работники бара. Странно там было, в баре, нехорошо. Бабка Таня вот еще с дальнего хутора приходила- и как только сил хватало! Еще с бабушкой Прасковьей подружками были, а надо же- с неизменной тележкой и хорошим настроением. И стаканчик не откажется пропустить, а как же)). Боевая бабка. Всем бы так, в ее -то годы. Сколько, кстати, тех лет набралось? Сколько? 98? Это если они ровесницы с Прасковьей. Привыкла читать Псалтырь на ночь. Чтоб было не так страшно. Древние слова, сплетенные, когда мир был моложе и страхов было не меньше, укрепляли душу. Давали силы. Потому что страшно теперь становилось даже днем. Но почему-то Степановна даже помыслить не могла взять в руки оружие- а людей без оружия в Зоне- это теперь не ее Иловницы, это Зона, не было больше. Марьяна разве что. Цуру рассказала, что Марьяну кровосос погрыз. и что Левша ее отверткой чинил. Жива вроде, но бредит. И не жилец , мутировать может. Ну не дура баба? Куда ее понесло, среди ночи? что вот с ней теперь делать? Как на грех, среди этих пришлых ни одного врача. Ягель мужик умный, но технарь. Левша и вовсе механик, да еще однорукий- с ума все посходили. Пришла, смотрю - Марьяна в бреду, плохая совсем, толком не узнает никого, даже меня увидела, не плюнула, а обрадовалась. Ее чем-то поят, из пробирки, и доверия это все никакого не вызывает. Соль, что ночью на мой дом набрела, от кровососа спасаясь, лежит в угол носом , в позе эмбриона . Вспомнилась утренняя гостья, что Удавкой назвалась. Про склад медикаментов обмолвилась - есть де где-то, неподалеку. Оставила Марьяне домашних огурцов, ушла к себе. Успокоиться не могу. Вышла, солнце, тихо, спокойно. Не страшно вроде. Пошла тихонько одна себе, искать этот склад. И никого и ничего, как вымерло все. Полдень, воздух звенит. Знойно. Забрела в лагерь. Как изменилось-то все! Заросло, провалилось, обветшало. В кустах заблудился детский плач, один, без ребенка. Жутко. Трещит что-то, хрустит под ногами - то ли осколки, то ли асфальт так пересох. Беседки с проваленными крышами. Здание, где занятия проходили когда-то. Вроде крепкое, не провалюсь . Пустота, штукатурка под ногами, старые плакаты, стекла. Никого. Дошла до конца коридора на первом этаже и чуть не выскочило сердце- в проеме стоит мужик и ствол в мою сторону направлен. Заорала, чего греха таить. Но он стрелять не стал, спасибо ему. Спросил, чего ищу и уявился куда-то, ни одна песчиночка не ворохнулась. Как и не было. После этакого страху не помню, как до дома добралась. Сижу и над собой нервно хихикаю- ну куда тебе, старой, в Зону таскаться? Ну, может, Ягель все же придумает чего.

URL